Неточные совпадения
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения
в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных
дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают
никуда негодившиеся люди.
А тот… но после всё расскажем,
Не правда ль? Всей ее родне
Мы Таню завтра же покажем.
Жаль, разъезжать нет мочи мне:
Едва, едва таскаю ноги.
Но вы замучены с
дороги;
Пойдемте вместе отдохнуть…
Ох, силы нет… устала грудь…
Мне тяжела теперь и радость,
Не только грусть… душа моя,
Уж
никуда не годна я…
Под старость жизнь такая гадость…»
И тут, совсем утомлена,
В слезах раскашлялась она.
— Батюшка Петр Андреич! — сказал добрый дядька дрожащим голосом. — Побойся бога; как тебе пускаться
в дорогу в нынешнее время, когда
никуда проезду нет от разбойников! Пожалей ты хоть своих родителей, коли сам себя не жалеешь. Куда тебе ехать? Зачем? Погоди маленько: войска придут, переловят мошенников; тогда поезжай себе хоть на все четыре стороны.
—
Дорогой мой, — уговаривал Ногайцев, прижав руку к сердцу. — Сочиняют много! Философы, литераторы. Гоголь испугался русской тройки, закричал… как это? Куда ты стремишься и прочее. А — никакой тройки и не было
в его время. И никто
никуда не стремился, кроме петрашевцев, которые хотели повторить декабристов. А что же такое декабристы? Ведь, с вашей точки, они феодалы. Ведь они… комики, между нами говоря.
Жаль, что Сибирь так скверно управляется. Выбор генерал-губернаторов особенно несчастен. Не знаю, каков Муравьев; он известен умом и способностями; остальные были
никуда не годны. Сибирь имеет большую будущность — на нее смотрят только как на подвал,
в котором много золота, много меху и другого добра, но который холоден, занесен снегом, беден средствами жизни, не изрезан
дорогами, не населен. Это неверно.
— Нет, я вольный… годов тридцать уж служу по земской полиции. Пробовали было другие исправники брать своих кучеров, не вышло что-то. Здесь тем не выездить, потому места хитрые…
в иное селение не
дорогой надо ехать, а либо пашней, либо лугами… По многим раскольничьим селеньям и дороги-то от них совсем
никуда никакой нет.
И
в самом деле, из этого города даже
дороги дальше
никуда нет, как будто здесь конец миру. Куда ни взглянете вы окрест — лес, луга да степь; степь, лес и луга; где-где вьется прихотливым извивом проселок, и бойко проскачет по нем телега, запряженная маленькою резвою лошадкой, и опять все затихнет, все потонет
в общем однообразии…
Хорошо тоже весной у нас бывает.
В городах или деревнях даже по
дорогам грязь и навоз везде, а
в пустыне снег от пригреву только пуще сверкать начнет. А потом пойдут по-под снегом ручьи; снаружи ничего не видно, однако кругом тебя все журчит… И речка у нас тут Ворчан была — такая быстрая, веселая речка.
Никуда от этих радостей идти-то и не хочется.
—
Никуда,
никуда нельзя. Слабы мы,
дорогой… Был я равнодушен, бодро и здраво рассуждал, а стоило только жизни грубо прикоснуться ко мне, как я пал духом… прострация… Слабы мы, дрянные мы… И вы тоже,
дорогой мой. Вы умны, благородны, с молоком матери всосали благие порывы, но едва вступили
в жизнь, как утомились и заболели… Слабы, слабы!
Но, однако, ответа не было, а темная фигурка, легко скользя стороною
дороги, опять исчезла
в темноте ночи, и только по серому шару, который катился за нею, Марья Николаевна основательно убедилась, что это была она, то есть Ольга Федотовна, так как этот прыгающий серый шар был большой белый пудель Монтроз, принадлежавший Патрикею Семенычу и не ходивший
никуда ни за кем, кроме своего хозяина и Ольги Федотовны.
Куда? А вдруг (безумная мечта), а вдруг — туда,
в “Ангел”? Но
дорога не та, та вверх, эта ровная. И ворота не те, те с Георгием, эти — с Мартином… Но если не туда, — куда? Может быть,
никуда? Просто прогулка?
Коромыслов. А я — часы. Идем, Алексей, да только уж вы,
дорогая,
никуда из этой комнаты не уходите: выйдете
в другую, а потом
в эту и не вернетесь. Платьице на вас
в порядке, и прическа, и все, как следует, посидите тут, дружок, он недалеко.
Ему было так хорошо
в обществе его
дорогой Муси, что
никуда не тянуло и он просиживал по целым дням дома, наслаждаясь покоем не изведанного им счастья у домашнего очага.
А другой пошел по снегу: походил, вышел на
дорогу и кричит нам: «
Никуда не ездите, огоньки у вас
в глазах, везде заблудитесь и пропадете, а вот крепкая
дорога, и я стою на ней, она выведет нас».